Восхищенная бригада следила за представлением, как в цирке.
— Стой и не оглядывайся, — негромко сказал Зырянов, сдерживая волнение, чтобы не пугнуть мальчишку, — садись и ползи назад.
Сеня лихо повернулся — Василий секунду не дышал, — но парень уверенно, как лунатик, прошел несколько шагов и спрыгнул на землю с видом профессионала-канатоходца.
— Ох ты, раздевчоночка! — с насмешкой сказал Черемных.
— Ты понимаешь, что я отвечаю за тебя головой? — в бешенстве крикнул Зырянов, удерживаясь, чтобы не ударить.
— Я могу прогуливаться, где хочу, вы не можете мне запретить, — сказал Сеня, смущенный и немного встревоженный. — Все равно мы же будем переходить.
— Почему же ты не взял снаряжение? Налегке пошел красоваться? А заманиваешь людей под грузом?.. Ты это представил себе? — кричал Василий в ярости. — Малейшее отклонение рюкзака — и он тебя перевернет, уже не удержишься ни в коем случае!
— Я могу с грузом и докажу, — сказал Сеня.
— Не докажешь — запрещаю! С грузом и без груза ты не можешь гулять где хочется. Ты на работе и обязан мне подчиняться. Я не допущу катастрофы!.. Все перешли бы — а ты не можешь, сорвешься.
— А сорвется кашка — это не катастрофа? — лихо сказал Сеня с угрозой и вызовом, оскорбленный и не понимающий, зачем его оскорбили.
— Каша будет, — сказал Василий спокойнее.
— Если обходить — ночью пообедаем, — осторожно утешил Черемных, но еще хуже раздражил.
— Ночью мы желаем спать.
— Дай веревку, Тихон Егорыч! Привяжетесь к лиственнице, поедете на салазках.
Ребята молчали, Сеня тоже замолчал. Зырянов примерил на себе веревочный пояс и собственноручно запоясал каждого и закрепил надежным узлом — двойным булинем. Показал, как сделать схватывающий узел для охранения, набросив свободно скользящую петлю на лиственницу. Если сорвется человек, петля удержит.
Василий тщательно проверил на всех приладку снаряжения, надел свой рюкзак и поднялся на круглый, гладкий мост. Именно на таких гладких, круглых бревнах он делал первые шаги в жизни — сначала ползком, потом поднявшись на дыбки — двадцать пять лет назад. С первого года жизни и до пятнадцати лет Василий летом не сходил с плотов и привык ходить по мокрым, скользким бревнам обыкновенно, как по земле, — не думая о дороге.
И здесь он пройдет, не думая о том, что по обе стороны от ноги нет соседних сплоченных бревен. Обыкновенно.
Разве это объяснишь мальчишкам?.. Скажут: «Сене запретил — побоялся конкуренции. Герой!» А поползешь — будут смеяться: «Испугался начальник пойти пешком по лиственнице!»
Можно сначала пройти, вернуться, потом ползти… Напоказ? Дескать, я-то храбрый, а вам не доверяю? Не годится. Черт с ними.
— Пока я не перейду — не трогаться!
Он сел, аккуратно привязался к лиственнице и пополз, отбрасывая петлю по стволу вперед.
— Вперед, к цели! — крикнул Василий.
— К ведерку пшена! — провозгласил Сеня конкретный лозунг.
— Неужели у тебя не хватает воображения на большее? — с досадой сказал Василий, не оглянувшись.
— Это не у меня — у Черемных, — сказал Сеня, но смутился.
Дерево сильно прогнулось у вершины, под другим берегом. Василий подтягивался и съезжал обратно. У него задрожали руки от напряжения.
— Василий Игнатьич, бросайте книги! — закричал Сеня.
Рюкзак набит был книгами. Василий молчал. Он отдыхал. Собрав все силы, он вцепился в вершинные ветви и выскочил на берег.
— Черемных! — закричал Зырянов.
— «Прокатайтеся, все наши часы и минуты», — сказал Тихон Егорович.
Бригадир туго закрепил мешок за спиной, ведро и топор за поясом и перекрестился перед страшной дорогой. Под тяжелым стариком лиственница пружинила. Но он храбро задрал бороду и безостановочно прополз и взял подъем легче Зырянова, а потом поспешно прикреплялся к прочной земле на четвереньках, с крестьянской основательностью.
Сеня скомандовал Жене:
— Приготовиться в три счета!
Женя весело подошел к обрыву, попробовал босой подошвой гладкую кору на лиственнице и, балансируя киркой и лопатой в руках, немного разведя руки, кошачьим своим шагом перешел. У согнувшейся вершинной части ствола Женя выбросил на берег кирку и лопату и взобрался, хватаясь за ветви.
Он с торжеством оглянулся и увидел Ваню, как и ожидал, в трех шагах за собой.
Молчаливый Ваня немедленно улегся ничком, прямо среди ветвей, не потратившись на выбор более уютного места, и сапоги его любопытно торчали над пропастью, носками вниз.
Другие шагали через него. Ваня не протестовал.
Сергей с Андреем отправились тоже вдвоем, но сидя, гремя ведрами, и Сеня нетерпеливо пустился за ними. Зырянов еще раз осмотрел крону — она держала крепко.
Трое медленно подползли к середине. Это оказалось наиболее неуютное место на таком мосту. Дерево понемногу раскачивалось под равномерными строенными толчками. Василий крикнул:
— Не в ногу!
Пришлось замедлить движение. Стал чувствителен ветер, на который не обращали внимания на земле. Рюкзак вдруг начал парусить и перевешивать на одну сторону, и поздно было привязать его плотнее к телу. Особенно мешали лопата и кирка на животе.
Сеня опустил глаза и взглянул под ноги. Пропасть показалась необычайно глубокой. Деревья свалились в ущелье как попало. Меж стволов оставались большие просветы. Туда неприятно провалиться.. Веселее было бы видеть камнезубое дно, бело-оскаленное в нетерпеливой пене потока…